Главпочтамт

На днях мне довелось побывать на одесском Главпочтамте.
Надо сказать, что с этим зданием у меня связаны самые прекрасные, самые светлые воспоминания. Когда-то в незапамятные времена мне приходилось бывать там довольно часто. Я вообще люблю запах почты, полиграфии, клея и сургуча. Сейчас люди уже не пишут друг другу настоящих рукописных писем. Интернет сделал наше общение быстрым и максимально удобным. И это здорово, что послание из Одессы в Канаду, например, доходит за считанные секунды. Но мне кажется, что простота и доступность процедуры отправки и получения почты все-таки лишила нас каких-то маленьких радостей…

Здание Главпочтамта – одно из красивейших в Одессе. Изначально оно было построено в 1898г. и тогда у его входа стояли швейцары
в ливреях почтово-телеграфного ведомства. Во время войны здание было разрушено и восстановлено только в начале 50х годов. Его вход украшают пять высоких арок, под которыми – гранитные ступени и пять огромных дверей. Внутри – светло и просторно, все те же арки, балконы, мраморные стойки и столы. Но самое красивое - это стеклянная крыша, через которую видно небо. 

Люди любят ритуалы. И чем ритуал сложнее, тем больше его значимость…Я любила приходить к этому зданию, подниматься по гранитным ступеням, и, стоя перед входом, курить, глядя на зеленеющие деревья, на дождь, на падающий снег или на голубей, которые прятались от холода под его величественными каменными сводами. Я любила входить в огромный зал с прозрачным потолком, доставать из сумки написанное ночью письмо и перечитывать его несколько раз, прежде чем запечатать в конверт. Я любила медленно и красиво выводить адрес и особенно индекс, заклеивать конверт,
а потом также медленно опускать его в голубой ящик для писем. Каждый раз, опуская письмо в ящик,
я закрывала глаза и посылала вместе со своими мыслями, строчками еще что-то незримое, нематериальное, но, несомненно, имеющее не меньшее значение, чем содержание письма…

Когда нас переполняют чувства, то всему, что мы видим, слышим, с чем соприкасаемся, мы как будто передаем частицу себя, и потому эти вещи навсегда остаются в нашей памяти особенными, наполненными какою-то щемящей красотой...

Я все также люблю это место, хотя последнее мое посещение главной одесской почты было не столь радостным. Мне нужно было всего лишь отправить бандероль с виниловой пластинкой в Россию.

Но вся эта простейшая в моем понимании процедура оказалась воплощением архаичности, унылости, нелогичности и бюрократизма. Вдобавок, уходя оттуда, 

и видимо, пребывая в растерянном состоянии, я оставила
на столе в зале для международных посылок сложенный лист бумаги, на котором с одной стороны был написан адрес получателя бандероли, а с другой – черновик новой песни. Просто от моего дома до улицы Садовой добираться довольно долго, вот я и решила взять с собой черновик, чтобы подумать над ним в маршрутке...
Конечно, я все и так помню, но неприятный осадок остался. Надеюсь, что этот лист, благодаря трудам добросовестной уборщицы оказался вечером в мусорной корзине, среди неправильно заполненных бланков, числа которым,
теперь я это хорошо знаю, не счесть. Надеюсь, что он
и теперь лежит там, где ему и положено, так никем и не прочитанный. Еще надеюсь, что пластинка дойдет по адресу вовремя, а главное – в целости и сохранности.

P.S. Один из курьезных случаев, произошедший в ноябре 1908 года в главном здании почтамта, 

был отражен в газете «Одесский вестник»: «Около двух часов дня в одном из отделений, почтальон Михаил Чеканов, сменившись со службы, подошел к шкафу, вынул оттуда револьвер, принялся его рассматривать. Нечаянно им был задет курок. Раздался выстрел, и перепуганный насмерть служащий, полагая, что он ранен пулей, взмахнул руками, и, свалившись на пол замер. На почтамте поднялся переполох. Все предположили, что Чеканов мертв. Немедленно была вызвана карета скорой помощи. 

По прибытии на место врач принялся осматривать «пострадавшего», и, не обнаружив никаких следов крови, обратился к Чеканову с вопросом: жив ли он? «Пострадавший» ответил утвердительно и приоткрыл глаза: на нем, к счастью, не оказалось ни единой царапины. Опасаясь насмешек со стороны сослуживцев, испуганный Чеканов поспешил отправиться домой».